ПАРФЕНОВ Леонид, телевизионный журналист, экс-гл. редактор журнала «Русский Newsweek», выпуск 1982 года

ПАРФЕНОВ Леонид, телевизионный журналист, экс-гл. редактор журнала «Русский Newsweek», выпуск 1982 года

Леонид Геннадьевич Парфенов, гл. редактор журнала «Русский Newsweek», выпускник факультета журналистики СПбГУ 1982 года

Л. ПАРФЕНОВ: ПРОФЕССИЯ ЖУРНАЛИСТА ВСЕГДА В МОДЕ

— Леонид Геннадьевич, как изменился факультет, с тех пор, как вы здесь учились?

— Очень изменился, потому что все изменилось. Пока не приедешь, всегда кажется, что все как было, так и осталось. На самом деле здесь ничего не узнаю. Ну, вот лестница осталась та же, но все равно она по-новому облицована, так что не очень узнается.

— А атмосфера?

— Ну, атмосфера... Трудно сказать. Я даже никуда не заходил. По первому этажу прошел и вошел в аудиторию. И все, так что...

— Сейчас такой большой конкурс на факультет журналистики. Как-то очень профессия востребованная. Когда вы поступали, это было так же?

— Да, это была модная профессия, когда я поступал. Мне кажется, что всегда журналистика — это до какой-то степени модная профессия. Потому что она на виду, она общественная и уже в силу этого привлекает людей. А потом, так же, как наверное, в актеры, в журналисты очень идут часто люди, которые в принципе нуждаются в каком-то общественном признании, им хочется быть на виду, на что-то влиять, к чему-то относиться. Поэтому эта тяга совершенно естественна. Ну, поскольку просто человек — общественное животное, вот его к этому общественному делу и тянет.

ПАРФЕНОВ Леонид, телевизионный журналист, экс-гл. редактор журнала «Русский Newsweek», выпуск 1982 года— Скажите в таком случае, если тянет к общественному, тянет себя выразить, то вообще, может быть, сама суть профессии как-то теряется за этим? Сеять доброе, светлое...

— Только вот не надо. Во-первых, сеять доброе, светлое — это относилось к учителям, а не к журналистам.

— Я понимаю, но вот оригинальность, как писал Достоевский... А где взять-то ее, эту оригинальность?

— Почему? Вы знаете, это не воспитывается никак: она либо есть, либо нет. Человек работает в каких-то форматах, по каким-то правилам. Есть требования редакции, есть потребности аудитории. Понимаете, если журналистика существует в нормальном режиме создания информационного продукта на нормальном информационном рынке, то это самонастраивающийся организм. Журналистика — это не проще и не сложнее, чем выпускать йогурты или автомобили. Это информационный продукт прежде всего. Да, он специфический. Но, в конце концов, в автомобилестроении тоже очень много определяет дизайн, который весь является в чи-стом виде креативом, не меньше, чем журналистика. Поэтому как только у журналистики есть возможность жить по сути своей профессии, то она и живет, и развивается, и самонастраивается, и уходит ненужное, и появляется что-то другое, и сменяются моды, тенденции, стили, все что угодно.

— То есть все-таки это модно.

— Да нет, журналистика — производная от общества. Люди по-разному живут, по-разному чувствуют, разный градус. Вот можно посмотреть фильмы восьмилетней, скажем, давности, телевизионные документальные, и видишь, как там меньше энергетики по сравнению с сегодняшними, потому что сейчас уже так не принято, потому что сейчас уже интенсивнее монтаж, уже более яркая подача требуется и так далее. Такие же изменения происходят и в прессе. Это все меняется так, как меняется общество, как меняется потребность аудитории, представления людей о том, как сегодня принято подавать информацию, как не принято. Это нормально, это публичный продукт. Так во всем: в кинематографе, в театре — где угодно.

— Кого из преподавателей вы вспомните и можете ли кого-то выделить особенно?

— Вы знаете, последний, с кем я общался, был Алексей Автономович Дубровин, поскольку он был научным руководителем моего диплома. И меня всегда поражал его такт, потому что он очень остро чувствовал, что нужно дать возможность: если человек ищет что-то свое, ни в коем случае не надо в это вмешиваться. Можно что-то советовать, помогать, что-то подправлять, обсуждать. Да, но не надо... У меня была дипломная работа, далекая от его интересов, и меня всегда поражало, с какой заинтересованностью он относился к тому, что делаю я. Он был старше меня в два, может быть, даже в три раза, и он всегда очень поощрял меня, давая понять, что я для него тоже могу принести что-то новое. Это был последний пример для меня такого сотрудничества с преподавателем. Потом я уже доучился...

— А где вы тогда работали?

— У меня опыт издания дайджеста болгарского телеграфного агентства. Ну, просто журналистика соцстран, которая все-таки была для нас доступна — единственно доступная из зарубежной, — была все-таки повеселей тогдашней советской, и очень хотелось, глядя на ее, как-то расширять свои возможности, расширять свои представления о том, как еще можно работать.

— Считается, что журналист — это человек, который постоянно в практике, в жизни. Многие журналисты не имеют специального образования. Нужно ли образование журналистское вообще в принципе или человек может научиться в практике, как вы считаете?

— Вы знаете, нет ничего такого принципиального, раз и навсегда решенного. Как показывает та же практика, которая является, как известно, главным мерилом любой теории, да, бывает так, что люди заканчивают журфак и становятся журнали-стами. Бывает, что они заканчивают журфак и никогда не работают по специальности — и таких чуть ли не половина. Бывает, что люди не учились на журфаке, но потом работают журналистами успешно. И тех, и других, и третьих примерно одинаковое количество. Поэтому нет тут никакой закономерности... Журфак журналистом не делает: он может что-то дать, чего-то не дать, но журналистом потом человек становится сам. Все-таки журналистика — это не учеба на журналиста, а работа им.

АВТОРИЗАЦИЯ

Логин
Пароль
запомнить
Регистрация
забыл пароль