интервью о том, как писать новости 19 лет подряд и получать от этого удовольствие
Региональная журналистика часто существует в своем тихом замкнутом мире; без больших происшествий, масштабных событий и громких скандалов. Но профессия там не умирает, а даже наоборот, открывает в себе способность видеть глубже и яснее. Я поговорила с Татьяной Ивановой шеф-редактором национального телевидения Чувашии о профессиональных приметах, страшных сказках и бесконечном контроле.
-Вы всегда говорили, что идея стать журналистом появилась у Вас ещё в раннем детстве, но расскажите как вы шли к этой цели? Вы прилагали какие-то старания или предались течению?
-Очень часто так бывает в моей жизни, что если я стучусь во все двери, я могу никуда не попасть. Но я запустила мысль, грубо говоря, во вселенную - подумала о том, что хочу стать журналистом, и в один момент просто стала ждать.
Когда я окончила университет, мне предложили пойти работать в городскую газету коммерчески директором. Я тогда посмеялась, сказала: "Ребят, вы чего, я понятия не имею как это делается". А мне ответили, что всему научат.
Потом я была голосом прогноза погоды. Позже, совершенно случайно, гуляя мимо телевидения, мне сказали: "Девочка, что ты сегодня делаешь?" - "Ничего". И тогда я поняла, что иногда нужно действительно не вращать планету назло всем и вопреки всем, а просто ждать, и оно к тебе само придет. И ко мне пришло; я устроилась работать журналистом, спонтанно и абсолютно желанно.
-Помните ли Вы как научились читать?
-Да, помню. Мне лет пять, я была очень самостоятельным ребёнком, родители оставляли дома одну, а сами уходили на работу. Я жила в поселке Ибреси, такая глухая сельская местность. Родители выписывали газету "Советская Чувашия", и я, изучив буквы, читала её. Помню как читала название газеты, статьи. Ничего не понимала, но все равно продолжала читать.
-А читаете сейчас сказки?
-Когда я читала сказки детям сейчас, мне было страшно. Я не понимала как вообще такое можно воспринимать в детстве. В юности ты думаешь только о каком-то мудром совете, а сейчас ты не только эти советы воспринимаешь. Ты понимаешь и то, что происходит вокруг: там жестокость, непонятное волшебство, либо это страшные сказки, где страшные люди в жизни которых бесконечная череда страшных событий.
-Вы верите в приметы?
-Знаешь, когда как. Но вот одна примета у меня работает всегда: если я была на серьезной съемке и я понимаю, что мне сейчас придется об этом писать, и всю дорогу сижу в машине и болтаю - ничего я не напишу. А если я села в машину, замкнулась в себе и вообще ни с кем не разговариваю, то у меня будет быстрый и хороший репортаж.
-Можете рассказать как организована работа в редакции? Как проходит Ваш рабочий день?
-Работа выпускающего редактора следующего дня начинается накануне, когда мы планируем работу: составляем график съёмок. Прихожу утром и первое, что делаю - открываю все новостные сайты, ленту соц. сетей, откуда тоже идет очень мощный информационный поток.
Если есть съёмка, но нет журналиста русскоязычного,(например, чувашскоязычный журналист снял материал, но он не будет писать и на русском языке, он будет писать для своего выпуска,) я либо сама сажусь писать, либо кому-то поручаю. В это же время пишу отчет по вчерашнему дню, делаю рабочий график вечернего выпуска новостей. Потом у нас планёрка.
После четырёх часов идет активная работа над вечерним выпуском: наполнение папки подводками, исправление ошибок, написание анонса, контроль за монтажом. В общем - контроль, полный контроль. В шесть часов стараюсь уйти домой, потому что я всё равно считаю что на первом месте для меня семья, но при этом меня не оставляют, по работе все равно звонят.
-Какой материал вы считаете самым важным за 19 лет своей журналистской практики?
-(смеется) Есть один из лучших материалов, его я выделяю даже для себя. Мы в 2002 году участвовали в семинаре "Этноконфессиональная толерантность в регионах ПФО". Нужно было сделать фильм о разных конфессиях, проживающих в регионах. И получилось так, что у нас в Чувашии есть народный художник Миша Григорян. По национальности он армянин. И я решила сделать очерк о нём - а почему бы и нет? Материал был построен без единого слова закадрового текста; только на музыке и на прямой речи самого героя.
Сейчас я страдаю, что не могу делать какие-то серьёзные, эпохальные вещи. У нас 29 апреля - день государственных символов Чувашской республики. Я делала программу "Сто лиц столицы" про Элли Юрьева, автора чувашских государственных символов. Тогда мне удалось найти необычные моменты его биографии.
-О каких моментах Вы говорите?
-Он ещё студентом занимался в аэроклубе, прыгал с парашютом вместе с чемпионкой мира по этому спорту Майей Костиной. Я когда об этом узнала, сказала себе, что с ней должна поговорить обязательно, потому что она расскажет об этом человеке такое, что мало кто знает. И действительно, она вспоминала как Элли приезжал в аэроклуб, как он любил небо и почему он решил отказаться от этого спорта. Он стал бы неплохим парашютистом, но у него было плохое зрение и ему врачи запретили прыгать. Для меня это было откровением.
Я всегда говорю, что бегу либо на очень длинные дистанции, либо на очень короткие. Либо вот новости моя стихия, либо что-то такое долгое, длинное, долгоиграющее. А очерки - это средняя дистанция и мне их делать сложно. Я лучше новости писать буду.
-Как вы отреагировали на недавний теракт в Петербурге?
-Я прочитала, наверное, минут через 15 после первых сообщениях о взрыве и меня это очень сильно потревожило, особенно потому, что у нас там на медиа-форуме была Оля Пырочкина. Когда ты на какое-то время успокаиваешься и не то чтобы забываешь о терактах, которые происходят в твоей стране, но эти эмоции все равно оседают, и подобное происходит снова - это страшно. Все подобные события переживаешь через личное горе близких тебе людей.
-Взяли бы интервью у террориста?
-Я не буду брать интервью у террориста и у преступника, которого обвиняют в страшном преступлении по одной простой причине, что я не считаю необходимым давать им оценку. Оценку даст суд. И вообще какие-то криминальные и полу-криминальные вещи я пытаюсь обходить стороной, потому что это не основа лично моей работы.
-Ощущаете ли Вы себя частью истории своей страны?
-Да, ощущаю, потому что даже за столь небольшое время современной России, в которой я живу, произошли многие исторические события, свидетелем которых я была.
-Какие?
-Например, путч 1991 года
-Вы были там?
-Нет. Я проснулась утром и слышу по радио заявление ГКЧП. Для меня это было жутко, потому что я только поступила в университет, мне через несколько минут идти учиться, а я даже не знаю что со мной будет. Помню расстрел Белого дома в 1993 году. Помню как мы сидели около телевизора и смотрели что там происходит: танки в Москве, Ельцин на танке. Да, я помню 1998 год, чёрный вторник, когда обвалился рубль. Помню башни близнецы в Америке.
-Как Вы относитесь к такому понятию как "самопожертвование"?
-Наверное, это понятие больше применимо к временам, когда переживаются какие-то глобальные события, та же самая война. Тогда люди перестают думать о себе и начинают думать о других. Сейчас таких людей мало. Я не могу вспомнить такой поступок, который в наше относительно мирное время был расценен как самопожертвование. Мне всё-таки кажется, что оно связано с какими-то героическими профессиями.
-Не считаете свою профессию героической?
-Нет, что ты. Дай бог, чтобы нашу профессию не считали обслуживающим персоналом.
